— Ты ничего не слышал по радио? — спросил Дубравин друга.
— Нет.
— Мне послышались странные звуки.
— Это у тебя от возбуждения нервов. Взгляни на индикатор. Он показывает колебания до двадцати рентген-единиц. На дне впадины, очевидно, имеются радиоактивные минералы.
— Это, Армен, надо обязательно учесть.
По дороге к кораблю Дубравин не переставал думать о странных радиозвуках. Были ли они лишь игрой воображения или их вызывали залежи радиоактивных минералов, выходивших на поверхность? А что, если…
Вечером к Медведеву пришел Бобров, чтобы обсудить план дальнейших действий.
— За два дня мы не обнаружили признаков существования фаэтов. Это удручает. Следует активизировать поиски, а для этого нужно срочно отремонтировать танкетку, — басил Бобров, выкладывая капитану свои соображения.
— Пусть Хачатуров поможет Кулько. Вдвоем с работой они справятся быстро. — Медведев раскрыл фотопланшеты Цереры. — Смотри, вся поверхность планеты расчерчена на квадраты. Исключив районы с непроходимыми местами, мы должны обследовать все остальные. Ты со своими займешься разведкой правых квадратов, а мы — вот этой части.
Медведев сидел, облокотись о столик, и вертел карандаш. Неудачи с поисками фаэтов огорчали его не меньше, чем других космонавтов. «Есть же здесь живые существа. Они должны быть! Иначе чем же объяснить всякие сооружения, хотя и разрушенные? Кстати, тоже непонятно, почему они разрушены. Что здесь, наконец, произошло? Где обитатели Цереры? Где?» — Капитан почти вслух произнес это. Он встал и принялся медленно прохаживаться по каюте.
— Ты знаешь, Валерий, — Медведев повернулся к Боброву, — вспомнилось одно стихотворение. Хочешь, прочитаю? Написал его в студенческие годы.
— Ты разве пишешь стихи? — удивился Бобров.
— Писал в молодости. Теперь бросил. Байрон, кажется, сказал: надо чем-то большим служить человечеству. Впрочем, не в этом дело. Поэт из меня получился бы неважный, а от плохих стихов, что толку! Так вот, послушай. Называется — «Моя мечта», — и Медведев начал декламировать:
Какой вчера была далекой
Мигающая высота.
Сегодня к ней — часы полета:
Людей сбывается мечта.
А может статься, что в ракете
К другой планете полечу
И говорить детей планеты
По-русски в школах научу!
— Здорово сказано! — Бобров повторил стихотворение, растягивая слова: «И говорить детей планеты по-русски в школах научу!»
— А учить пока, оказывается, некого, — улыбаясь, добавил Медведев.
Следующий день не принес ничего нового. Были, правда, обнаружены еще два новых пепелища, но следов живых существ не находилось. Космонавтам самим пришлось прокладывать тропинки или отыскивать дороги, скрытые под слоем пепла.
Дубравин решил еще раз побродить по тем местам, где накануне они были с Хачатуровым. Вдруг услышанные им звуки принадлежат таинственным обитателям планеты! Всякое может быть.
— Помогай, Вася, — предложил Хачатуров, возившийся с Кулько у танкетки.
— Потом. Я собрался к побережью. Возьму там пробу радиоактивных минералов.
— А почему идешь один?
— Да я ненадолго, скоро вернусь. Пойду по знакомым местам.
Так, подчинившись своим душевным побуждениям, Дубравин отошел от корабля и вскоре скрылся вдали.
— Не слишком ли опрометчиво поступили мы, отпустив его одного? — забеспокоился Кулько.
— Вася! Где ты? Вернись! — переключая свой передатчик на большую мощность, закричал Хачатуров. И тут же услышал его ответ:
— Не тревожьтесь! Иду по старому маршруту. Настроение бодрое.
Его слова несколько успокоили товарищей.
Быстро продвигаясь вперед, Дубравин примерно через час вышел к исчезнувшему морю. Космонавт спустился с берега и пошел по дну, превратившемуся неизвестно почему в сушу. Дно было покрыто скользкой темно-синей глазурью всевозможных оттенков. Путь неожиданно преградила глубокая трещина. Дубравин остановился. Индикатор показывал на непрерывное усиление радиоактивного излучения. Захватив несколько красноватых камней, космонавт решил возвращаться обратно — идти дальше было опасно.
«Ядро Фаэтона до катастрофы могло быть весьма радиоактивным, выделявшим большое количество внутреннего тепла, — рассуждал по пути Дубравин. — Значит, температура на планете от этого могла быть значительно выше той, которая соответствовала положению Фаэтона в солнечной системе. Отсюда — более благоприятные условия для жизни».
Вдруг внутри скафандра слабо прозвучало очень странное попискивание. Звуки оборвались так же внезапно, как и возникли.
«Нет, ошибки здесь быть не может! Фаэты где-то рядом, поблизости. Скорей вперед!»
За невысокими холмами перед Дубравиным распростерлось широкое плоскогорье, почти чистое, без пыли и пепла. Вдоль побережья вилась дорога, вымощенная каменными плитами, местами чернели руины. Разветвляясь, дорога скрывалась вдали на равнине. Вглубь материка со стороны бывшего моря вклинивалась двойная бухта. От нее к невысокой горной гряде также шла дорога. Поднимаясь вверх серпантинами, она обрывалась на вершине, напоминавшей своими зубцами корону. Среди прибрежных скал то там, то здесь поблескивали россыпи дымчатых кристаллов.
В другое время Дубравин непременно задумался бы, откуда здесь кристаллы и не являются ли они той формой, которую себе избрала материя, чтобы через тысячелетия перейти в живые кристаллы, а от них и в клетки. Но сейчас космонавту было не до этого.
Он торопился обойти бухту, уверенный, что на этот раз он напал на след таинственных обитателей.