На десятой планете - Страница 33

Мысли утомили, и силы оставили Дубравина. Он снова впал в полузабытье.

Вдруг космонавт вздрогнул. К его разгоряченному лбу прикоснулось что-то холодное. Он медленно открыл глаза и, чуть не вскрикнув от удивления, замер. Над ним склонилось почти человеческое лицо. Продолговатое, потрясающе бледное, изборожденное сотнями морщин, с острым носом и настороженными ушами, обрамленное клочками серых, как пакля, волос.

Дубравин лежал не шевелясь, затаив дыхание. Леденящий холодок закрадывался в душу. А голова незнакомца продолжала покачиваться на тонкой шее, вперив в космонавта неподвижный взгляд бесцветных, глубоко сидящих глаз.

«Так вот какие эти фаэты», — подумал Дубравин.

Но вот житель Цереры издал какой-то мелодичный звук и отошел. Высокий, худой, он был одет в странную голубую одежду, висевшую на нем мешком. Длинные руки болтались в свободных рукавах.

Дубравин посмотрел по сторонам. На низком столике, стоявшем возле ложа, он увидел блюдо с небольшими синеватыми плодами и прозрачный сосуд, наполненный бесцветной жидкостью.

«За мной ухаживают!» — у космонавта отлегло от сердца. И только сейчас он ощутил, что ему страшно хочется пить. Дубравин осторожно поднес сосуд ко рту и сделал небольшой глоток. Внутри приятно зажгло, голова закружилась, боли заметно утихли.

«Лекарство, очень сильное лекарство», — мелькнула у Дубравина мысль, и он забылся глубоким сном.

После этого у своего изголовья Дубравин не раз видел старого фаэта. Но однажды следом за ним в таком же голубом одеянии, только расшитом золотыми узорами, вошла бледнолицая девушка. Серые волосы ее были собраны в семь пучков, которые торчали на голове веером. Несмотря на бледность, угловатые черты лица казались привлекательными. «Ну и прическа!» — невольно удивился Дубравин. Несколько минут старик и девушка, изредка поглядывая на больного космонавта, о чем-то переговаривались между собой на певучем наречии. Потом они, не тревожа Дубравина, удалились.

Отныне за ним начала ухаживать фаэтянка. Старик больше не появлялся. Дубравин стал поправляться, быстро набираться сил. Фаэтянка регулярно навещала космонавта. Не раз он пытался заговорить с ней, но она останавливала его предостерегающим жестом. Однажды, словно поняв намерение Дубравина, фаэтянка показала на себя и полуспела:

— Ни-лия! — и, переждав немного, снова повторила: — Ни-лия!

— Понял! Ясно! — обрадовался Дубравин. — Тебя зовут Ни-лия, — и, повторяя движения девушки, ткнул пальцем себя в грудь. — Вася! Вася!

— Ва-си-я! — по-своему пропела фаэтянка и плавно закивала головой.

С этого дня они пытались разговаривать между собой.

Дубравин узнавал от Ни-лии новые для себя названия предметов и старался уловить тончайшие оттенки в незнакомых мелодичных словах. Он поставил своей целью овладеть секретом языка фаэтов, что еще можно было делать в его положении!

А беспокойство не проходило. Часто показывая наверх, космонавт приводил Ни-лию в большое смятение. Он пытался спросить фаэтянку о своих товарищах, возможности связи с ними, выхода на поверхность. Но она только в ужасе махала руками и закрывала глаза.

В одно из занятий языком фаэтов, которые Ни-лия охотно проводила с Дубравиным, они дошли до понятия «время». Узнав, сколько дней он пролежал в постели, космонавт был поражен.

— Ни-лия! Что ты говоришь! — с горечью воскликнул он. — Три месяца! О-о! Все пропало! Ты пойми, наш космический корабль, наверно, уже улетел на Землю.

Добрую половину того, что сказал Дубравин, Ни-лия не поняла, а со своими слабыми познаниями языка фаэтов он не смог выяснить, как на Церере счисляют время. Да и до этого ли ему сейчас было. Схватившись руками за голову Дубравин в отчаянии упал на подушку.

На следующий день Ни-лия принесла странный прибор, похожий на корону, и шкатулку, увитую множеством нитевидных проволочек.

— Ва-си-я! Я хочу помочь тебе хорошо запомнить наши слова.

— С помощью вот этого прибора?

— Да, да!

— Интересно!

— Надень корону на голову, — Ни-лия подала космонавту прибор и присоединила к нему несколько тонких проводников от шкатулки. — А теперь нажми любую кнопку. Фаэтянка показала, как это нужно сделать.

Дубравин надавил на одну из кнопок и чуточку опешил.

— Так… Вижу море, темные волны, белую пену прибоя, камни, гальку, животных, похожих на тюленей, — приговаривал он восторженно. — Одновременно слышу их названия! Что это такое? Звуковой фильмоскоп?

Ни-лия объяснила космонавту, что прибор правильно было бы назвать электропамятью, хотя токи, которыми он действует на мозг, не превышают и миллионной доли энергии, зажигающей самую маленькую лампочку.

— Примечательно то, что все предметы, которые покажет прибор, навсегда останутся в твоей памяти.

— Похоже на то, — не переставал удивляться Дубравин. — Море, волны, камни — на Церере? Ты почему-то никогда не говорила мне об этом.

Фаэтянка не ответила, будто не расслышала, о чем спросил космонавт.

— Только не переутомляй себя короной.

Миновала еще неделя. Дубравин мог уже подолгу сидеть в кресле и даже иногда двигался по каземату, как он называл комнату за ее низкие своды.

Занятия языком фаэтов не прекращались. В свою очередь Ни-лия заучила несколько русских слов. Между космонавтом и юной жительницей Цереры завязалась настоящая дружба.

— Вникай, а чего не поймешь — спрашивай, — объяснял Дубравин. — Мы прилетели с далекой Земли. Из цветущей страны. Называется она — Союзными Республиками. Наши люди построили самое справедливое общество, пользуются всеми благами природы и цивилизации. Они свободны, равноправны, их труд идет на общество, для народа, и в этом для них высшее счастье. В часы отдыха и молодые, и старые занимаются спортом, гуляют, посещают театры, музеи, читают книги.